кто ты,
вошедшая под ребро? –
ангел ли….демон ли…. птица…..зверь ли?
звери ведь тоже творят добро –
не сомневайся *- а просто верь им…..
даже, *разлив ненароком *кровь,
думай о том,
что в тебя входила
вместе с *холодным клинком клыков
тайным причастием чья-то сила -
точно……расчитанно от и до…
боги устали меняться в лицах..
кто ты,
вошедшая под ребро? –
ангел ли….демон ли….зверь ли….птица?
птицам ведь тоже бывает мал
плен небосвода без *новых песен,
если никто никогда не рвал
пулей горячей навылет сердце….
если не падало вниз перо,
вензель кровавый чертя по небу..
кто ты,
вошедшая под ребро? –
ангел ли….птица ли…зверь ли…демон?
демон ведь тоже бывает свят -
гол……беззащитен……несчастен….тонок…
вечно творящий свой личный ад,
как заплутавший в ночи ребёнок….
льющий небесное серебро
в чан преисподней горячей лавой…
кто ты? -
вошедшая под ребро? -
демон ли……птица ли……зверь ли….ангел?
ангелы тоже хотели б знать –
что означает:
быть Божьим сыном?
как это:
плакать….. любить…..страдать….
быть ненавидимым…..и любимым?
что означает творить добро,
если и зло безусловный лекарь….
кто ты? –
вошедшая под ребро
слабому, смертному человеку?

[Mona Lott]

По праву ангела и беса
Иди, ползи, беги к своей печали!
Мне тьма темна и слишком резок свет.
Забудь, что мы друг другу означали.
Пусть ты внутри меня ещё не спет,
не прожит, не закончен, не пролистан,
но — выбор твой куда топтать тропу.
Я всё равно тебя читаю — в лицах.
Уйдёшь — я дочитаю, доживу,
на расстояньи, вынув из себя же...
Такой талант — творить из плоти сны.
Ты нитку надоевшую развяжешь —
я буду вечно и фантомно ныть
как рана старая, на каждую погоду,
на дождь, на солнце... Время — не предел.
Пускай теперь тебе я неугодна,
но ты меня — такую — захотел...
и получил. Сполна. От корневища
я твоего лианою расту.
Моё — всегда тебя в себе отыщет
и ты в себе не вскормишь пустоту -
там я. По праву ангела и беса
живу. И всё. Попробуй — прогони.
Не надо мне ни времени, ни места,
меня в тебе — ничем не заменить.
Иди, ползи, беги к своей печали!
Бери свои обиды и — вперёд.
А то, что мы друг-другу означаем
уже никто из нас не заберёт.

[Mona Lott]

Ты можешь
Ad.Rotory
Ты можешь назвать меня хамом и трусом
Уродом и подлецом.
Но
если мне бывает грустно,
Я красками мажу лицо.
Я надеваю шляпу из фетра
И старый отцовский пиджак
И на перекрестке плюю против ветра,
А после зеваю в кулак
Ты можешь назвать меня лишним другом,
А также нужным врагом,
Но
если мне бывает туго,
То я хожу босиком.
Я все свои носки и штиблеты
Выбрасываю в окно
И на перекрёстке читаю газету,
А после иду за вином.
Ты можешь учесть все мои недостатки,
Назвав меня просто плохим,
Но
если мне бывает несладко,
То я сочиняю стихи
Я в поисках рифмы гуляю в печали
При свете ночных фонарей
И на перекрёстке торгую ключами
От вечно открытых дверей
Я сам свою жизнь такою придумал,
Мне не на кого пенять
А ты, моя милая, просто дура,
Если не любишь меня.

[Mona Lott]

Ты тянешь меня на седьмое небо.
Постой, зачем? Я там был не раз.
Ты тянешь меня на седьмое небо....
Постой, не сейчас, но, может быть, в другой раз...
У, ты красивая вещь,
Из тех, что ставят на каминную полку,
Ты не умна и не глупа. Ты - никто.
Но что же из того - во всех нас слишком мало толку.
Я прошу тебя: давай не будем лезть друг другу в душу,
Искать напрасно то, чего нет.
Зачем же усложнять - ведь мы так дружно делим
Постель, телевизор, сортир и обед.
Ты тянешь меня на седьмое небо.
Постой, зачем? Я там был не раз.
Ты тянешь меня на седьмое небо....
Постой, не сейчас, но, может быть, в другой раз...
Седьмое небо - это так высоко,
Колени дрожат, и кружится голова.
И если ты первой не столкнешь меня вниз,
Рано или поздно я столкну тебя.
Послушай, милая, ведь это же страшно -
Поставить свою жизнь, и на кого - на меня...
А-а! Забудь все то, что я тебе сказал...
Иди сюда, я опять хочу тебя...
И ты тянешь меня на седьмое небо.
Постой, зачем? Я там был не раз.
Ты тянешь меня на седьмое небо....
Постой, не сейчас, но, может быть, в другой раз...

[Mona Lott]

Над пропастью надежд разведены мосты
Ad.Rotory
Небрежною рукой ополосни бокалы
На дне которых пыль вчерашней суеты,
Грехов за эту ночь отпущено немало -
Над пропастью надежд разведены мосты
В разбитое окно влетают вереницы
Не прошеных друзей, не брошенных подруг,
А ты устало пьёшь их бархатные лица
И мелом на полу рисуешь рваный круг.
Кострами зацвели рябиновые дали,
Ложится на паркет сентябрьский туман,
А где-то за стеной, в неосвещённой зале
Играет пианист, который вечно пьян.
А я один из тех, кто не выносит света,
Кто прячет синеву за шторы-жалюзи,
Кто бесконечно слаб, но, несмотря на это,
Переживет ещё пятнадцать тысяч зим.
Наверное, смешно играть чужие роли,
И думать, будто все известно наперед,
Наверное, грешно любить чужие боли,
И безнадежно ждать того, кто не придёт.

[Mona Lott]

Человеку из Зазеркалья

из колонок снова течет бил эванс
попадая в русло и вечный левис
на тебе протёртый и много надо ль
чтоб в педаль и в миг превратиться в падаль
но тебе всё это уже не страшно
нам с тобой не грезился рукопашный
бой ведь мы протекали мирно
жизнь сводила нас то пунктирно
а бывало ровно как в том кине
мы с тобой друг другу кем только не
(это как восьмёрки в велосипеде -
бесполезно править) теперь - соседи
вдоль олимпий жалко не нашу дочку
мы ведём за ручку какую бочку
пьём по счёту скрипя матрасно
неужели всё это не напрасно
а к дивану подан смотри-ка трап
неужели всё это блоу ап

[Mona Lott]

Я проснусь – и буду весел.
Я сорвусь – и стану падать.
Как занятно жить на свете,
Хоть цветок ты, а хоть – падаль.
Звёзды отойдут на запад,
Солнце встанет на востоке,
И под утро я, пожалуй,
Искупаюсь в водостоке.
А когда, промокший насквозь,
Я ступлю на твердь бордюра, –
На стене оставлю надпись:
«Да! всё на х@й! – С добрым утром!»

ГОРЬКО
Мхами кутал нетвердый шаг
Синий вереск в сухом бору,
Где плутала всю ночь душа,
Да казнила себя к утру,
Что желаньями растеклась,
К ступе ладила помело,
По глаза закопалась в грязь
От отчаянья, всем назло.
Горько
мутным держать ответ,
Там, где
видишь себя в лицо.
Страшно
вымолвить – Смерти нет!
Коль на
пальце ее кольцо.
Оторочены облака
Бледно-розовой кисеей.
От далека, до далека,
Небо дышит сырой землей,
И тревожит огнями даль,
Что, как свечки, колышет лес.
Отлетает душа-печаль
Птицей серою в дым небес.
Когда тень превратится в дух,
Когда пламенем станет взор,
На заре промолчит петух,
Принимая зарю в укор.
Успокоится плачем страх,
Растворится в любви вина,
И оттает душа в слезах,
Понимая, что прощена.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *Алиса

была у Него, тишину на слова дробя,
Выбирая цвет чая, вкус утра и профиль снимка.
Я была в Его жизни. Примерила на себя
Как любить недолюбленных. [Дьявольски сложно]
С ним как?
Я была… У него там семья из двухсот картин -
Чёрно-красные музы присыпаны пылью мрака.
Мы молчали о сложном. [Теперь он молчит один.]
Мы умели смеяться, когда нам хотелось плакать.
Я была… Время с ним не рискует. Часы стоят.
Лишь секунды крадутся практически вне закона.
И построчные мудрые мысли – бесценный яд -
Принимаются внутрь, как вакцина. А на оконном -
Отпечатки ладошек. Как память о том, что сын
Где-то здесь, между спальней и болью в районе рая.
Там сменили шаги на безвременный счёт – «спаси»
Так живут, не рождаясь, и, впрочем, – не умирая…
Я была его кожей. А он был моей рукой.
Мы любили любить до рассвета. Рвались на части.
Я под утро шептала – «скажи мне, кто Ты такой»?
Он ласкал меня сонной улыбкой, ответив – «счастье».
Я была у него… Отражалась в его зрачках
Беспринципно, вникая в утопию слов и быта.
Я не стала ни музой, ни звуками от смычка,
Ни фатальной ошибкой... За что и была убита.
Я была в Его жизни. Была для Него струной.
Я случалась молитвой-молчанием. Бурей смеха.
Я была Его миррой. Той самой Его страной,
До которой вовек не добраться посредством эха.
Я осталась… Украденной кровью. Извечным – «нет»
Ощущением терпкого мускуса. Словом Бога.
Я осталась победой в не начатой им войне.
Я осталась в несбыточных смыслах.
Которых много.

[Эротика]

Гильвик
Квадрат обмяк,
Устал,
Дал за углы себя схватить
И ромбом стал.
И загрустил:
А вдруг он промахнулся,
А вдруг бы жизнь иным путем пошла,
Подставь он